Назад

Среди стихий

повторяют
трещину
в  глубине  камня  и
заклиниваются. Ледовый
крюк  жесткий, четырехгранный,  но  он  в два  раза
длинней скального, а мне спокойнее, когда что-то глубоко забито.
Я выпустил Мишу на двух веревках.  Одну он пропускал в карабины каждого
из промежуточных крючьев, а  другую - через один. Так  веревки легче  идут и
было больше надежды,  что одна из них  останется цела, если  другую перебьет
глыба.
И вот Миша подошел к многолетнему льду. Лед оказался слабым.
"Нет, не держится крюк!" - сказал Миша сверху.
Потом он все-таки забил крюк и подвесил к нему лесенку. Потом на первую
ступеньку поставил ногу, а я  потихоньку потянул веревки, приподнимая Мишу и
прижимая его ко льду.
Крюк держался. Миша переступил на вторую ступеньку, а коленом оперся на
третью. Крюк держался. Теперь забитый крюк был у него на уровне груди. Тогда
он начал освобождать  руки и поднимать  их над головой.
В одной он  держал
крюк, а  в другой айсбайль  (ледоруб, совмещенный с  молотком).  И  снова по
звуку я слышал, как ненадежно заходит крюк...
Четыре
часа  длилась эта работа.  Со
всем  старанием мы  отгоняли
накопленную  усталость
и стремились
остаться
на высоте -
не  быть
сброшенными. Начало казаться, что мы не одни - вместе  с нами тут существуют
глубина,  небо, ветер  и лед,
который не хочет
нас держать,  но пока еще
терпит.  Толщина его  велика, и он выступает  далеко над стеной, а мы  можем
прицепиться только к самому тоненькому слою у его поверхности. Ему даже лень
нас скидывать.  Потом с каждым шагом и полушагом он начал прочнеть. Это было
как выздоровление.
Вдруг ветер, который  дул  раньше  снизу,  пропал.  Мы
оказались  в спокойствии  и тишине. А
над головами всплывали и распадались
летучие снега. (Вы можете видеть их из долины. Их называют "снежные флаги".)
Тот  ветер, который их  поднимал, дул сверху. Когда  мы  до него дотянулись,
сразу иней нарос на бровях и ресницах.
"Ты поседел, Иосиф!" - сказал улыбаясь Миша.
"Ничего, пусть это останется мне на память, Миша!"
Мы пришли на вершину, а ветер вдруг ушел и оставил нас с ней наедине.
После Донгуз-Оруна
После вся  радость от
нас  ушла. Мы
начали спускаться  в
сторону
Накринского ледника.
И
явилась нам
мысль,  что
надо
теперь делать
описание... Если такое восхождение не описать, то все пропало...
"Что пропало?"  - подумал я. И стеснилось  в груди от  мысли, как будем
мучаться с описанием, не умея этого делать...
Не  хотим
ничего делать!
И  рассказывать
о  горе не
хотим.  Что
спрашивать?! Вот она  стоит рядом, никуда  с места  не  сдвинулась.  Идите и
смотрите! А хотите - лезьте. И мы немножко с Мишей поговорили об этом.
От  раздражения  чуть не заблудились  в районе  перевала.  Потом ниже у
озера  стали  попадаться альпинисты, которые
вышли навстречу. Мы старались
быть со всеми очень вежливыми и благодарными. Но сразу поехали в "Шхельду" и
забились в свой  домик. Я затрудняюсь сказать, что  получилось, но мы сидели
молча в комнате  из четырех стен, выходить  не хотели, а на звук открываемой
двери поворачивались как на грохот камня.
Нам
нужна
была  тишина.
Невозможно
было  напрягаться
для
разговора. Каждое слово, 
 ... следующая страница