Назад

UCOZ Реклама

Среди стихий

которое  приходилось  говорить,  казалось  ужасно
глупым, а правильных слов сказать не могли.
Ночью я вздрагивал  так сильно, будто  изнутри вдруг ударяло.  И что-то
снилось, снилось, но не стена. Утром нам было еще хуже. Мы просто попросили,
чтобы  к нам, пожалуйста, вообще никто
не заходил.  А  мне захотелось уйти
опять на стену.
Но пришел начальник лагеря Арон Исакович Шевелев и сказал:
"Ребята, идите сюда".
Мы вышли с ним за дверь.
"Садитесь в машину".
Никого, кроме нас,  в машине не было. Шевелев  вел  машину и с  нами не
разговаривал.  Я подумал, что если  привезет  нас к  врачу, то повернемся  и
уйдем. А если захотят помешать, то вылезем в окно.
Потом вижу город - по Нальчику едем.  В машине жарко, крыша накалилась,
и в городе жара...
"Выпьем водички, ребята", - сказал Шевелев.
Мы вышли и выпили водички. Стоим, смотрим на  уличное движение, на дома
с открытыми окнами и на собак...
"Я  сейчас", -  говорит Шевелев. Сел  в  машину  и уехал.
Мы пошли по
ровному асфальту, походка у  нас была грубовата.  Никто нас вокруг не знал и
ни о чем не спрашивал.  В парке увидели  цветы,  людей, которые отдыхали  на
скамейках, дети бегали вокруг.  Мы прошли весь  парк.  Вдруг мне захотелось,
чтобы  подбежал какой-нибудь ребенок  и спросил:  "Дяди,  откуда вы  идете?"
Тогда бы я ему рассказал, как и где мы были.
Миша вдруг говорит: "Что-то, Иосиф, пятка чешется, опять нам, наверное,
дорога предстоит".
Когда
мы  вернулись в
"Шхельду", был дождь,
и  ветер, и временами
принималась пурга. Нас сразу встретил Шевелев и сказал:
"Хорошо, что вы  приехали, группа гибнет  на траверсе Гадыл-Башкара. Мы
ничего не можем сделать, стена обледенела..."
И еще он  нам сказал, что слышно,  как пострадавшие кричат. Девушка там
одна кричала: "Позовите Мишу, Иосифа!"
Мы сразу  вышли: Миша, Миша Младший  (тоже Хергиави,  родственник Миши,
вообще-то он был старше, но в альпинизме, при Мише, он сам себя, да и мы его
так  называли) и  я. Пострадавшие оказались  на сложной  стене. На четвертый
день они
перешли  вершину и начали
спуск  на  веревках  в сторону  плато
Джан-Туган.
Остановились ночевать на  площадке. А
ночью ветер им палатку
разорвал, и под  мокрым  снегом и  ветром
люди моментально  обледенели,  и
веревки тоже, и сама стена тоже. Теперь двинуться с места люди не могли.
Мы спешили, мы очень спешили и слышали крики.  Погода была ужасной. Вой
ветра проникал  в
душу, а  руки мерзли  мгновенно.
Когда  мы  вылезли на
площадку, а те люди увидели нас, то я помню, как стали оживать и светлеть их
лица; будто чернота смерти нехотя сползала с них.
Один из пострадавших был очень плох.  Мы старались напоить его чаем, но
это было трудно. Мы укутали его в сухой мешок и скорее начали спуск.
Он был привязан к Мише на спину, а  я их сопровождал.  Миша Младший тем
временем готовил к спуску остальных. Пострадавший иногда  приходил в себя, и
мы с ним старались разговаривать. Он сказал: "Осторожнее будьте, не рискуйте
из-за  меня, я подожду".  Он вел себя очень  мужественно,  но он не выдержал
спуска.
Остальных мы спасли.
Если бы мы подошли  хотя  бы на  час  раньше!  Как получилось, что  нас
пришлось увезти в город?!
Когда  ты овладел альпинизмом, то  самое  лучшее, что остается делать в
жизни, - это  спасать в горах  людей. И если  получилось так, что можно было
сделать больше и от тебя это зависело, становится тяжело.
Мы сидели в своей комнате, пришел Шевелев и сказал:
"Ребята, вы не  правы совсем. Успокойтесь, не все  могут так спасать на
обледенелой
стене, не  все
и хандрят
после восхождения.
Может быть,
альпинизм и придуман для того, чтобы выяснить, где предел человеческих сил?"
Он говорил добрые слова. Нам стало легче.

    Скалы и медали

Когда Миша шел по скалам, не думалось о технике, просто смотрелось, так это было красиво. Когда на Крымских соревнованиях он шел вверх, зрители замирали, не от
... следующая страница

Hosted by uCoz