Назад

Среди стихий

своевременным  сокращением  дуги.  Каждый горный перевал,
уводивший  в глубь  ненаселенки,  был  рискованным ходом, который,
однако,
совершался не просто, а с точным расчетом. В таком расчете мы видели интерес
нашей спортивной  игры - гораздо больший,  чем в самом
лыжном беге; как ни
увлекателен он  сам по себе  из-за перевалов, попутных и встречных ураганов,
тяжелых  морозов и штилевых  снегопадов,
закрывающих путь глубоким  рыхлым
снегом, мы оценивали  его как простое  перемещение фигур после того, как ход
обдуман. Фигурами в игре были мы.
Нас было четверо -  удобный состав. Мы разбились  на две пары, по числу
нарт. Это были очень  легкие санки с небольшим  грузом, но все-таки их лучше
тащить вдвоем,
подцепившись
веером:  тогда на
спусках,
когда  санки
разгоняются, можно разъехаться и, пропустив их вперед, удерживать за веревки
и управлять ими.  Вторые санки тащили  Володя, тезка Директора (но в отличие
от
него прозванный  Начальником,  что  соответствовало  его назначению  в
группе), и мой  тезка - Сашка, прозванный  Малышом, наверное, за то, что был
младше всех, но больше всех ростом.
Мы с Директором впервые поднялись  на широкий увал. Наверху я  попросил
его отцепиться
и, усевшись на  нарты  верхом, помчался  вниз. Склон  был в
застругах, я  приподнимался, вставал на  лыжи,  когда нарты подпрыгивали,  и
все-таки они
сломались,  уткнувшись в  снег.  Я
пролетел над
ними, но
привязанная лямка рванула и опрокинула меня. Директор подъехал.  Поднимаясь,
я  видел обращенную ко
мне маску,  в одном  из  вырезов которой  энергично
двигались губы.  Мои  уши  были  тепло укутаны  шапкой,  и  сверху  еще  был
брезентовый капюшон штормовки,
и  я не слышал
Директора.  Но я
не стал
высовывать ухо, потому что приблизительно знал, что он произносит.
Некоторое  время мы  возились с  винтами и
гайками, соединяя обломки
полозьев. Я быстро снимал  левую рукавицу и  подавал Директору винт. Он брал
его  и  продевал в отверстие.  Правая  рука у меня  к  тому времени была еще
теплой,  и, внимательно прицелившись,  стоя на коленях, я наворачивал правой
рукой гаечку на винтик. Потом, отогревая  руки, мы разговаривали, сидя рядом
на корточках. Малыш и Начальник стояли  рядом, скептически наблюдая за нашей
работой.  Потом, замерзнув,  принялись строить
снежную стену, потому
что
неясно было, можно ли через полчаса двинуться дальше: ветер набирал силу.
Солнце теперь
красноватым  пятном
с трудом
просвечивало  сквозь
поземку.  Темные  волны летящего снега  раскачивали его,
а мы с Директором
продолжали калечить пальцы на тонкой работе.
Наконец до нас
донесся еле слышный  протяжный
голос  Начальника:
"Конча-ай!" И мы с облегчением поднялись.
Теперь все четверо занимались одной  работой.  Я вырезал кирпичи, Малыш
и Директор  носили  их, а Начальник  воздвигал  стену.  Снег здесь  покрывал
тундру тонким слоем (не более тридцати сантиметров) и был перемешан с травой
и мхом. Кирпичи получались тонкие, хрупкие, иногда неправильной формы. Через
час,  когда стена достигла четырехметровой  длины и полутораметровой высоты,
она рухнула.
Некоторое время мы бездействовали, глядя на развалины. Поток снега стал
гуще, значит, это был снег не только поднятый с земли,  но и летящий сверху,
из туч. Началась пурга.
Мы переместились метров на  двадцать в сторону, там  снег был глубже  и
лучше. Начали строить  новую стену.  Начальник укладывал кирпичи  аккуратно,
каждый кирпич тщательно подгоняя по месту.  Я думал о  том, что от состояния
полного  благополучия можно  незаметно  и неотвратимо  прийти  к катастрофе:
сломанные нарты, упавшая стена, усиливающийся ветер.  Теперь осталось упасть
второй стене. Часа через два новая стена была готова, и под ее прикрытием мы
начали ставить палатку.
Меховые рукавицы у меня совсем  промокли. Теперь, занимаясь палаткой, я
минуту  постоял в бездействии, - рукавицы сразу  схватило морозом. Я не  мог 
 ... следующая страница