Назад

Среди стихий

даже держать веревку. Скинул рукавицы, быстро закрепил веревку голой рукой и
тут  же  обнаружил,  что пальцы
потеряли чувствительность.
Втиснув  их в
мерзлую  рукавицу,  начал
размахивать  руками. Чувствительность
пальцев
восстанавливалась.
Запасные рукавицы,
широкие,
длинные, из  собачьего меха,  лежали  в
кармане рюкзака, упакованные в полиэтилен. Но  я не хотел их доставать. Мало
ли  что
может  случиться.  Вечная
история с  рукавицами,
когда режешь
снег. Сжимаешь  рукоятку  ножа с  усилием  - и рука  горячая,  потная; потом
поднимаешь снежный кирпич - и рукавицы в снегу. А  потом опять хватаешься за
нож в заснеженной рукавице - снег тает на  ней. Пробовали  защищать рукавицы
резиной, однако слишком потеют руки.
Поставили  палатку, залезаем внутрь. Мерзко  сгибаться в забитой снегом
обледенелой одежде и  лезть  под низкую "штору"
входа. Хорошо еще, что  мы
отказались от затягивающихся  входов в виде рукава-тубуса,  на альпинистский
манер; с теми, когда обмерзнут, вообще  гибель. Уселись на рюкзаки, слушаем,
как палатка  бьется. Зажгли светильник  и только теперь обнаружили,  что все
еще сидим и обмерзших масках.
Масками  мы довольны: много лет совершенствовали  и добились, что в них
тепло,  дышится свободно,  прорези для  глаз набок  не сползают и  обмерзают
несильно, - забываешь, что маска надета.
Зажгли
примусы, палатка
стала
нагреваться.
Начали  понемногу
шевелиться. Мой  тезка зацепил  длинной  ногой в обмерзшей бахиле  примус  и
опрокинул его. Из форсунки  брызнула струя жидкого горящего бензина,  этакий
огнемет; примус вспыхнул. Я  вдавил его ботинком  в снег.  Начальник ойкнул,
схватил меня за ногу, но я не собирался больше  топтать примус и уже засыпал
его снегом. Но, увы, горелка обломилась.
Какой-то рок преследовал нас.  Так бывает: пойдут неудачи-мелочи,  одно
за другое цепляется, дальше - больше. А  в общем-то сами виноваты: надо было
разложить  сначала подстилки, мешки, разуться,  снять толстую одежду, занять
каждому  свое место...  Да  и  примус  на  поверхности держать  нельзя. Надо
выкопать в снегу кухонную  ямку такой глубины,  чтобы он вместе  с кастрюлей
скрылся, а то и кипяток кому-нибудь на голову опрокинуть недолго.
Еду сготовили на одном примусе:  часа полтора  длилась процедура. Но  в
тот  вечер  спешить было некуда. Начальник  считал,
что разуваться пока не
стоит - мы не были уверены в палатке. Она бешено трепыхалась, скаты хлопали,
как парус, пообрывавший шкоты. Палатку мы сшили перед самым походом и еще не
испытали.
Пурга
была хороша! Как
выяснилось  потом,  поезда до  Воркуты
не
доходили.  А  это много  южнее.  Говорят,  на
ветке Воркута -
Лабытнанги
опрокинуло ветром вагон.
У палатки  стала отрываться угловая
оттяжка.  Мы это видели  по швам
изнутри. Начальник залез в угол и  наблюдал, как нитка  ползет. Все швы были
проклеены, поэтому распускались  медленно. Начальник смотрел, смотрел, потом
сказал: "Директор, давай одевайся, на улицу полезешь".
Мы с Сашкой уже находились в мешке, разутые, полураздетые, подремывать
начали.
Одеваясь, Директор ворчал,  повторяя приказание Начальника на все лады
с вариациями. "Быстрее шевелись", -  цыкнул на него  Начальник, но тот и так
застегивался стремительно, как на  учениях.
Директор приподнял  "штору"  и
выкатился наружу, однако в палатку успел залететь забортный снежный вихрь.
Начался
"испорченный
телефон": "Эй,  что...  не  слышу!"
- вопил
Начальник. Снаружи до нас  с Сашкой не доходило  живых звуков. Но  Начальник
что-то слышал, потому  что переспрашивал: "Что в порядке?..  А  черт, что ты
там бубнишь?"
Я  тоже  подозревал,
что  Директор  говорит  про 
 ... следующая страница