| UCOZ Реклама Среди стихий
них. Мне однажды пришлось плыть в очень мощном пороге в жилете. Он мешал сознательным действиям, но я не уверен, выбрался бы без него из той воды. Это было на Алтае в реке Катунь. Плот перевернулся ранним утром, вскоре после отплытия с ночевки. Мы были еще полусонные, замерзшие после холодной ночи и утра с заморозками, и уже на ходу я лениво завязывал на себе и надувал жилет. Только я закончил эту операцию, как потребовалась сильная работа на греби. Река шла в сужение между скалами, и там что-то шумело. На этом участке мы не ожидали серьезных порогов; это была ошибка, вызванная плохим качеством имевшихся у нас карт. Приставать было поздно. Мы вошли в сужение. Там оказался крутой слив - красивая водяная гора, а за ней поднимался вал, который, казалось, перевернуть может и пароход. Мы вошли в вал довольно косо, и я не очень удивился, когда передний левый угол плота, на котором я стоял, вознесся высоко-высоко над рекой, и плот стал опрокидываться (хотя это, конечно, удивительно, что пятитонный плоский плот начинает кувыркаться, как игрушечный). Я оказался совсем рядом с плотом, а ребят раскидало метров на пятьдесят сзади. Я поплыл к одному парню, который был дальше остальных и, как я решил, нуждался в помощи. Реальной помощи я оказать ему не смог, разве что моральную поддержку своим присутствием. В это время остальные вскарабкались на перевернутый плот, и он довольно быстро уходил от нас. Впереди был еще один слив и за ним серия больших валов. Перед первым и вторым валом я проявлял еще некоторую заботу о своем напарнике, крича ему непрерывно один и тот же совет: "Спокойно, не сопротивляйся, не сопротивляйся!" Под вторым валом меня потащило куда-то в мрачную глубину, и, несмотря на сильную тягу, создаваемую подъемной силой жилета, я потерял ориентировку в пространстве. Под водой меня сильно крутануло и на поверхность выкинуло, кажется, кверху ногами; во всяком случае, не вверх головой, потому что конечности мои болтались в пустоте, а дышать попрежнему было нечем. Когда я снова увидел водную поверхность и огляделся, напарника моего нигде не было, и меня охватила мысль о его гибели. На секунду я отвлекся от происходящего со мной, и третий вал застиг меня врасплох; я попытался всплыть по его переднему крутому скату, но там оказалась не вода, а та самая смесь воздуха с водой, в которой плыть нельзя, и я жестоко хлебнул. И опять меня вместе с раздутым жилетом поволокло в темноту, и единственное, что я мог сделать - не кашлять, чтобы сэкономить остатки воздуха в легких, и не двигаться, чтобы сэкономить остатки кислорода в крови. Я ждал и, как выяснилось, не напрасно... Я снова оказался на поверхности, довольно далеко перед следующим валом. Я поплыл к берегу и почувствовал, как жилет не дает набрать скорость, сковывает меня неуклюжим панцирем. Я потянулся за ножом, чтобы перерезать ремни, но, к счастью, не успел. Следующие три или четыре вала меня трепали со всей жестокостью. Я едва успевал между ними сменить воздух в легких. Один раз мне водой сильно заломило голову назад, и появилась капризная мысль: "Если эти валы сейчас же не кончатся, то я возьму и утону!" И все-таки перед последним валом я сделал рывок и проскочил мимо него к берегу. Но то был уже слабенький вал. Мой напарник прошел под всеми валами. Потерял я его из виду потому, что, войдя в порог метрах в десяти сзади, он где-то под водой обогнал меня метров на пятьдесят. Как выяснилось впоследствии, он перед порогом определенно уже готовился к гибели и в конце был приятно разочарован. Я же, наоборот, устремившись на его спасение в воду, с которой был "на ты", никак не ожидал, что "родная стихия" может обойтись со мной столь зверским образом. Как следует из его рассказов, с ним она действительно обошлась помягче: его не ломало, не затаскивало так глубоко, что свет дневной пропадал, не крутило, выкидывая на поверхность вверх ногами, а просто плавно и ритмично топило и отпускало. |