Назад

Среди стихий

лопаты, сэкономить в весе.  В общем, я  научил их обходиться без лопаты,  но
бывает, попадается трудный снег.
Примусы не  загорались. А  снаружи  мчался холодный ветер, и  не слышно
было голосов.
Когда
я  вылез,  ребята  стояли  молча.
Я стал  вырезать кирпичи,
приноровился  к  снегу. Ребята строили  стену.  Они  очень  замерзли. Погода
склонялась к пурге. Темнело.
В палатке я не стал вычищать из ботинок иней: это было выше моих сил. Я
уже не думал о завтрашнем дне. Я думал только о  том, чтобы согреться. И еще
мне  хотелось  согреться раньше, чем  усну,
чтобы наяву поблаженствовать в
тепле. И, кажется, мне это так и не удалось.
Когда вечером снимаешь ботинки,
они быстро твердеют; их нужно  широко
раскрыть, чтобы утром можно было надеть и разогреть теплом ног. С замерзшими
ботинками надо обращаться осторожно, а то их легко сломать. Запихнуть четыре
огромных  холодных ботинка в  спальный мешок?  Ну нет,
мы  и так  с Сашкой
непрерывно  воевали  ночи  напролет, и
нам в  мешке
не хватало  только
ботинок. Володям  тоже  было тесно, и  они  свои ботинки  также оставляли на
холоду.  По утрам смешно видеть  разинутые рты ботинок, парочками стоящих по
углам. В это утро, не увидев своих ботинок, я понял,  что они провели ночь в
спальном мешке у Володей.
Я приготовил еду и закричал: "Просыпайтесь жрать!"
Ребята трудно просыпались. У всех был грустный вид. Сашка еще ничего, а
у
Володей  опухли лица, особенно  у
Директора, -
что-то  в организме у
"стариков" не справляется.
В  это  утро  у
меня были мягкие
и
теплые ботинки,  было  легко
обуваться.  Это пришлось кстати,
потому  что  пальцы
на руках
у  меня
потрескались и кровоточили. Вот, недоглядели: аптеку взяли мощную, а никаких
вазелинов и кремов нет. Когда женщины в группе, всегда косметика найдется.
Второй день пурга собирается. Если бы не  было до Хальмера меньше сотни
километров чистой тундры, не снимали бы мы в  то утро лагеря. Еды оставалось
точно на два  дня. Да и  не  могли мы  ошибиться  с едой, потому  что рацион
каждого дня был полностью упакован в отдельном  мешочке, помечен датой. Если
пролежать  сейчас  под пургой день,
то
уйдет на  него половина  дневного
рациона, если два -  три четверти, если три
дня - целый дневной  рацион, а
потом уже придется спать и спать и ничего не есть.  А потом на два приличных
дневных
перехода останется один  рацион еды.
Это ничего. Но  как  же не
хотелось застревать!
Вышли.
Руки  мерзнут, не держат
палки. Рукавицы влажноваты,  и мех
вытерся, а запасные собачьи рукавицы до сих пор лежат нетронутые, сухонькие,
в полиэтилен заклеены; так их, наверное, и принесут в Хальмер; запас рукавиц
важнее запаса еды.
Через полчаса стало веселее: на ходу быстро легчает.  Вот если бы можно
было так все время идти и идти... Больше всего изнуряют ночлеги!
Видимости никакой: дай бог за сотню метров  различить человека, и то не
всегда. Непонятно, вышли мы из гор или еще тащимся между ними. Начальник сам
идет впереди, задает темп,  Сашка следует покорно  за ним по  пятам, а мы  с
Директором, поотстав, кричим, глядя на компас: "Лево... право".
Я шел и думал, что, пожалуй, поступаем мы неправильно: точно по азимуту
на Хальмер  двигаться нельзя, потому что можем  промазать; надо взять левее,
южнее, тогда наверняка упремся в линию железной  дороги. А промажем, так еще
полтыщи километров, и на берег океана выйдем...
Потом я забыл о заботах и часов пять был  в состоянии, вполне приятном,
только автоматически смотрел  на компас и кричал:  "Лево... право", думая  о
своем.
Начальник  остановился - на сегодня хватит.
Мне жалко стало: идти бы
так,
а  теперь  с 
 ... следующая страница