Назад

Среди стихий

снежные кирпичи, строить ветрозащитную стену.  Но в поземку и холод человеку
инстинктивно хочется зарыться в снег, и ребятам тоже хотелось зарыться.
Сколько я ни старался, убедить их не мог. Мы  шли по безлесной долине,
избитой ветрами, со снегом, твердым, как мел. Мы откапывали для палатки яму,
а стену ставили вплотную к палатке.  К утру  палатка вмерзала в снег. Часами
мы  освобождали  ее, обмороженными пальцами
распутывали веревки, скатывали
брезент  в огромный нелепый тюк и
волокли по очереди тридцатикилограммовую
его тяжесть. И при этом были чужими, замкнутыми в себе людьми.
Поход
потерял смысл.  Но,  прежде чем  понять
это, мы  успели уйти
далеко. Настигала  усталость холода. Обиженного на меня  парня она привела в
состояние бесконтрольной тоски и злобы.
Мы подошли  к хребту,
за  которым был предполагаемый перевал.
Были
продукты,  была сила  в ногах, погода  пускала  нас вперед, но мы  повернули
назад. Нельзя было идти дальше. Надо было скорее бежать к  людям, к домам, к
поездам.
Горы были теперь не для нас.
И опять зима. И станция
Кожим. И ручей  Джагал.  На этот раз в  моей
группе было трое из Архангельска, трое  из Саратова -  я познакомился с ними
летом, когда ходил на байдарке  по северным рекам, -  и двое москвичей.  Нам
хорошо было  вместе, и,  хотя
мы не виделись уже
много лет, я  убежден:
уляжется суета, и мы неизбежно встретимся.
На Джагале "сели в пургу". Палатку скоро завалило толстым слоем снега,
придавило, сжало. Влага от  дыхания оседала на  стенках и стекала вниз. Было
так тесно, что нельзя было лежать на спине.
На
четвертые  сутки пурга
стихла. Вечер  наполнил
горы морозом и
тишиной. Мы  не
стали ждать дня,
вышли в
ночь,  чтобы  взять очередной
перевал. После долгого лежания в сырости и  тесноте мы шли подряд двенадцать
долгих ночных часов. Перевал этот я уже знал. Ребята шли за мной в темноте и
падали молча на снег по команде "Привал!".
Мы взяли тот  перевал и спустились в
лес близ реки Нидысей.  Развели
наконец костер и пили чай сколько хотели.
Лишь позже я понял, как тяжело было ребятам идти всю  ту долгую ночь и
как глух я был к этому, гонимый желанием взять перевал.
Лабиринт хребтов и  отрогов,
белых  безлесных долин
массива
горы
Манарага был полон  суровой  красоты и таинственности.  Мы  вошли  в него  с
севера
и  пересекли несколько  хребтов.  Где-то
рядом  теперь был ручей,
пропиливший  вход в цирк,  стена которого поднималась  до самой вершины горы
Манарага.
Но пурга тут как тут. Она затопила долину, и  не видно уже ничего. Мы
свалились в лес, разожгли костер.
И тогда,  может быть впервые,  я  отчетливо узнал, что горы  ничто без
людской радости. Несмотря на
пургу, был у  нас  тихий, радостный  вечер, и
появлялись из  рюкзаков тайком  припасенные  сладости, подарки.  Были кругом
дорогие мне люди... Бог с ним, с перевалом...
А утро
одарило  нас  ясной  погодой.  Мы
увидели  над  собой  гору
Манарагу. И, схватив рюкзаки,  бросились снова вверх.  Вот  ручей - ворота к
цирку.  Вот северная стена Манараги, и  среди каменной черноты чистым снегом
белеет наш перевал.
Но опять пурга возвращается,  стеной идет на  нас, не хочет пустить  к
перевалу. Лезть наверх, когда видно, как идет на тебя заряд пурги и горизонт
топят тучи?..
- Ребята, вот перевал, вот он!
Они шли за мной, улыбались. Улыбались!
Связались веревками. Мы впереди с Сашей, Борис - замыкающим.
Взят перевал!
И мы
решаем  здесь ночевать - 
 ... следующая страница