Назад

Среди стихий

и  мне подходил
его
стиль: надежный, вдумчивый,
рабочий.
Я все время
чувствовал  и силу
духа,  и физическую силу этого
человека.  Мы  на стене, как обычно,  перекликались; например, снизу кому-то
не  видно, и он  кричит:  "Кто в первой  связке?"
А сверху ответ:  "Первым
работает Вождь".
Был с  нами заслуженный мастер спорта Яков  Григорьевич Аркин. Он очень
любил
играть в шашки. Напарника  себе  подбирал, чтобы на висячих ночевках
соглашался в шашки  играть. Только долго этого  никто вынести  не мог. Аркин
кричит мне как-то  сверху: "Сван! Джозеф! Приходи  ко мне в гости, сыграем в
шашки". Я отказываюсь деликатно, говорю, работа есть еще по хозяйству. Тогда
он  собирается
сам ко мне  прийти.  Никак
ведь невозможно, говорит, тебе
отказаться принять гостя.
Но я говорю, что
и принять невозможно - дом  в
опасности, одного терпит, а двоих ни за что не выдержит - слабенький снежный
карнизик, а обрушится, придется вместо лежачей ночевки висячую терпеть.
В это  время Абалаков сверху  спрашивает: "Где  там  Сван спит, как  он
устроился?" - заботливый человек.
Аркин  ему  говорит:  "Устраивается.  Копается
что-то.
Возмущается.
Карнизом недоволен".
А я  говорю: "Передай Виталию  Михайловичу,  что я не прошу  квартиру в
Москве, но могли бы мне здесь карнизик получше подобрать".
Тогда мне Виталий
Михайлович через
Аркина так  вежливо
передал:
"Спокойной ночи, Иосиф".
Аркин обладает удивительным гипнозом.  Достаточно сыграть с ним в шашки
или поговорить, как вдруг получается, что  ты уже не  на стене работаешь или
отдыхаешь, а где-то на горизонтальном месте.
Так умеет он снять с человека
напряжение. Мне
иногда даже обидно становилось:  мы  вроде  бы героический
поступок совершаем, а он все так облегчает, что вроде мы и не герои. Но зато
как он серьезен, когда  что-нибудь надо решать.  Вот  тут уже, наоборот,  он
действует с запасом  серьезности.  Вот и поймите,  как удается  человеку так
быстро переключаться.
Я  не  могу  привести  каких-нибудь  очень  уж
увлекательных для  вас
эпизодов,  потому  что, слава богу, не  было  их. Впечатление от восхождения
осталось цельное, крупное. Мы  были в трудном  месте, мы были сильны,  мы не
делали ошибок.
Это абалаковский стиль.
Он  очень замечательный  человек, Виталий Михайлович.
Но  я перед ним
немножко
робею.  Он немножечко  суховатый (на
мой  вкус) по  сравнению,
например,
с
Николаем Афанасьевичем  Гусаком,
ныне  покойным,
моим
замечательным старшим другом.
У нас с Гусаком  было много разных историй.  Вот  одна из них,  которая
случилась
как раз
перед
тем  восхождением.  И
называется
она:
"И. Кахиани по Э. Шиптону".
Сидели
мы как-то с
Гусаком перед  самым
вечером под стеной  пика
Ворошилова. Что-то  все тогда скучали. А нам  с ним было  не очень  скучно -
читали
мы  книжку "Приключения  в горах"  и
весело смеялась  над всякими 
 ... следующая страница