Назад

Среди стихий

выше.
Несмотря на свой ограниченный  опыт высотника, я хочу сравнить ощущения
при достижении высотной вершины и при победе над стеной.
Высотная вершина - это переход в иной мир.  Себя не узнаешь, не узнаешь
и  то, что видишь. Сквозь новизну  с трудом пробивается  радость победы. Она
заставляет шептать торжественные слова, и самому себе удивляешься.
Морис Эрцог
и
Луи  Ляшеналь  были
разведчиками  неведомого  мира
восьмитысячника.  Я перечитываю  героические страницы
повести  Эрцога и  с
содроганием вижу картину, как пятнадцать  человек, расположившись на склонах
колоссальной горы,  помогают подняться на ее
вершину двоим, а  потом несут
вниз  то, что  от  этих  двоих осталось: их  искалеченные
тела, чудом  еще
живые. Это трагедия высотной вершины.
Альпинист, который  способен  Туда подняться, не  может  позволить себе
забыть, что теперь нужно остаться живым, успев спуститься. Тогда внизу будет
победа.
А на стене победа наверху. Ее берешь руками и пьешь.
Что же  касается высотных стен, то там  совмещается и то, и другое. Что
при  этом получается?  Трудно сказать,  но  все-таки  кажется  мне, что и  у
высотных  стен победа тоже  наверху.  Есть что-то правильное  в том,  чтобы,
преодолев сложный подъем, там
наверху перейти через грань,  после  которой
путь вниз проще.
И наоборот: если путь подъема  и  спуска самый  простой из возможных  и
один и тот же, то с каждым шагом вверх на пределе сил как бы закрываешь себе
все больше и больше путь к возвращению. А высота завлекает. Так, в 1924 году
Ирвин и Меллори скрылись на подступах к  вершине Эвереста, и больше их никто
никогда не видел.
На  высоте идешь  вверх, как  бы  не замечая.  Тяжелый труд  становится
целью  жизни, нет выхода  иного  в сознании,  как
только идти вперед,  что
означает  вверх. Что  при этом  представляет из себя  человек, становится он
примитивнее или  наоборот?  Не знаю,  но  человек сильно меняется.  Сознание
сковано, обдумывания простейших  задач стараешься избежать,  и как  выход из
этого  тупика остается  движение. В этом  ужасном  движении проходят чувства
темные и  светлые, по силе
своей  неведомые  внизу. Вот как
засасывает
высота. Но  тут
должна сработать натренированная воля
восходителя. Нужно
заставить себя  не
только работать телом,  но
и  мучительно думать
-
мучительно, потому что иначе не получается - о возвращении.
Принято
считать,  особенно в
книгах,
что в  необычной обстановке
"выворачивается нутро  человека":  благородство обостряется,  обостряется  и
низость. Но думаю, что это не так. Обостряются  только благородство и широта
человеческой  натуры,
потому  что  обстановка упрощена
и  сама по  себе
приспособлена
к  проявлению  благородства.  Я не  раз  замечал,  что люди,
выглядевшие красиво на восхождении,
в житейских ситуациях вели себя  очень
мелко. Я думаю, что это  происходит оттого, что все  в жизни боятся разного:
одни драк, другие гор, третьи начальства. Когда я встречаю человека, который
вроде
бы не боится ничего,
то я всегда насторожен  и  ищу в нем какой-то
большой скрытый страх.
В  альпинизм часто  идут  люди,  которые  нигде не  чувствуют себя  так
свободно и уверенно, как в очень немногим людям  доступных местностях. К ним
отношусь я.
Там  у меня  нет опасений,
что  со мной
не  посчитаются, что
меня
кто-нибудь попытается унизить, что кому-нибудь я покажусь смешным.  Не знаю,
только поэтому
или  по многим еще причинам
я  хожу в горы, 
 ... следующая страница