Назад

Эверест-82; Восхождение советских альпинистов на высочайшую вершину мира

которые ушли вниз, в лагерь III. Я сразу же начал их вызывать.
Иванов ответил:
-- Мы находимся уже в третьем лагере. Чепчев очень
долго выходил. Такое впечатление даже было, что у него
горняшка. Он вышел примерно полчаса назад, может быть,
меньше.
Ильинский (он слышал Иванова) прокомментировал это так:
-- Меня это волнует. Я сам доберусь до лагеря уже не
засветло, а он и не знаю когда.
Через некоторое время он добавил:
-- Я его дождусь, увижу внизу. Если он плохо себя
чувствует, то пойдет вниз. А мне как быть в этой ситуации?
Мы условились о дополнительной связи в 16 часов.
Странно, Сережа  до  сих пор  очень  хорошо переносил  высоту и отлично
работал.  Эрик ждал долго,  пока  внизу на перилах не появился  Сережа.  Тот
постепенно  разошелся, и в  лагерь IV они поднялись уже вместе. Но добрались
до него поздно, после 21 часа,  заставив сильно поволноваться всех ожидавших
с ними связи.
Рано утром 7 мая Валиев и Хрищатый вышли на  штурм. Когда добрались  до
Западного гребня и стена Эвереста  перестала защищать их, ветер чуть не сдул
обоих со скал.
У  них хватило мудрости и мужества  повернуть обратно.  В 8  часов  они
сообщили  на базу,  что вернулись в  палатку.  Мы  договорились,  что двойка
повторит  попытку  штурма  в любое время суток,  как только  уляжется ветер.
Надеялись, что  к вечеру  он стихнет и будет  луна--полнолуние продолжалось.
Сидеть же долго в лагере V нельзя -- не хватит ни запаса кислорода, ни  сил:
на такой высоте они быстро тают даже в покое. Началось ожидание.
А базовый лагерь ждал первых победителей...
Для встречи мы не  смогли  придумать ничего кроме обычного  ритуала. Но
зато наши объятия,  рукопожатия и взгляды должны были говорить (и говорили!)
о многом.
Потом
они,
измученные,  сидели  за  столом.
Потрепанные
рюкзаки
загромождали вход в кают-компанию. Внутри толпились все, кто был в лагере,--
и наши, и непальцы. Все!
Они  рассказывали  скупо.  И  пили,  пили,  пили.  Их  высушенные  тела
требовали влаги. Чуть опухшее, даже одутловатое лицо Сережи  Бершова--на нем
выделяются  и притягивают к  себе  смеющиеся,  радостные глаза.  Мишине лицо
черно, как его шевелюра и борода,--  он еще больше стал походить  на цыгана.
Только  теперь  не  на  молодого  и  задорного,  а  на  сильно  уставшего  и
повзрослевшего.  Эдик осунулся  больше  других или это так кажется -- он был 
 ... следующая страница